Приветствую Вас Гость
Главная | Регистрация | ВходМой сайт
11:09 свое. | |
| Я стал играть в группах "Санкт-Петербург" (рекшановской), "Большой железный колокол", "Пост" - для меня это уже было топтанием на месте, если не шагом назад."Сегодня охуительное время, которого не было много столетий". Сергей Курехин - Существует формула "красота спасет мир". Работает ли она сейчас, когда, похоже, весь мир разваливается на части? - Я считаю себя матерым мистиком. Сегодня охуительное время, которого не было много столетий. Наконец-то мы предстали перед Свободой! Вскоре человек будет предоставлен сам себе и сможет делать всё, что захочет. В России такого не было никогда! В семнадцатом году произошел переворот, смена чего-то на что-то, а сегодня - полная космическая свобода! Взоры всего мира обращены к России, от неё чего-то ждут. Идея Проппера об открытом обществе реализуется здесь. Он говорил, что Запад - открытое общество. Ни черта оно не открытое, а стандартное, обычное. В России впервые создается открытое общество. Сегодня здесь безграничный простор для человеческой мысли и творчества. Я счастлив, что живу в это время. Сегодня возможно всё - даже мысли разбегаются. Можно создавать новые культы, новые мистерии, осознавать новые космические взаимосвязи. Всё зависит от того, кто этим займется, ну, например, ты… - Не уверен, что у меня это получится. Для этого нужно обладать особой харизмой… - Ты говоришь: "Я - Верховный жрец богини Криды. Я воплощаю космизм эротизма. Любовь эта сходится в единой точке раз в десять тысяч лет - в мужском обличье. Я - её воплощение". Можно выстроить охуительный алтарь, потратив на это пять миллионов кубометров мрамора. Сделать это всенародной стройкой. - Этак мы вернемся во времена Древнего Египта или военного коммунизма… - В двадцатые годы собирались возводить татлинскую башню. Мельников, Чернихов проектировали "Город Будущего". Сейчас ничего этого нет - идолы повержены, идеалы развеяны. Сейчас то, о чем мечтал Ницше - не сотвори себе кумира. Сбылась мечта Бердяева - человек в России становится богочеловеком. …………………………………………….. - Сегодня хватает провозвестников, сект, культов, но нравы не мягчают… - Сначала возникает среда, способная выдавить из себя какую-то квинтэссенцию. Миссионеры - это хорошо, они создают среду, чуют конъюнктуру. Но как только среда сформируется - она выльется во что-то рационально единое. Люди не могут без цели в жизни, нужна вера во что- либо. Возвращение к православию - поиски такой опоры. Человек не может без веры, он абстрактно религиозен, он жаждет Веры. Обращение к православию можно сравнить с ситуацией, сложившейся в Америке. После "Великой депрессии" прагматизм там повлиял на всё - культуру, эстетику, образ жизни: прагматизм стал религией. Уход в православие - попытка найти выход в сложившейся ситуации. - Не кажется ли тебе, что православие сегодня оторвано от перемен, происходящих в жизни и сознании нашего общества, что оно достаточно архаично, поэтому так привлекательны для молодежи новые религиозные доктрины? Ты ощущаешь себя причастным какой-либо религии? - В моей жизни были моменты глубоких духовных кризисов. Я очень тяжело переживал утрату отца, которого очень любил. Был оторван от своей дочери от первого брака - я очень переживал это. Лет пятнадцать назад я пережил целую цепь кризисов. Я не крещен, воспитывался в обычной советской семье, традиционно атеистической. Мой отец был офицером. Я пошел в Никольский собор и крестился сам. После этого часто посещал церковь, много читал. А когда это стало общим местом… Попытка обрести веру, метафизическую опору почувствовал я, бросившись к православию - вере своих соотечественников. Сегодня я осознаю, что это не мое. Православие - не моя религия. В какой-то момент ты начинаешь думать, что может быть адекватно твоему существу. Я не православный - я чувствую это. - Духовный вакуум неизбежно заполняется той или иной идеей. Есть ли в других религиях что-то, тебе близкое? Известно, что Кэт Стивенс, Мадонна перешли в ислам. Кассиус Клей стал Моххамедом Али… - Это было модно на Западе. Многие черные музыканты приняли ислам. Меня привлекает не столько религия, сколько культовая религиозная традиция. Она дает многое к пониманию того, что творится на Востоке - ислам, буддизм. Я не причастен какой-либо конкретной религиозной системе. Я - путешественник по духовному пути. - Что для тебя твое творчество? Замещает ли оно твой неосознанный религиозный порыв? - Полностью. Для меня музыка - это то, что ты подразумеваешь под религией. Я понимаю смысл своего существования - зачем я нужен, зачем я поступаю так или иначе. Осознав свою цель, я взялся за дело. Я понял свою функцию. - Что для тебя стало побудительным импульсом к творчеству? Как ты нашел свой путь в искусство, извини за казенную терминологию? - Мне сорок один год. С высоты этого возраста я в состоянии оценивать свою жизнь адекватно. Меня считают рок - и джазовым музыкантом. Моя эволюция как артиста происходила довольно быстро. Я живу в каком-то убыстренном жизненном ритме. Я начал играть в рок-группе в 8-м в классе, в 1963 году, когда мне было десять лет. - Уже год как существовали "Битлс", появились "Роллинг Стоунс"… - Мы о них тогда еще не знали. Это была школьная группа. Я с родителями переехал из Москвы в Евпаторию. Родился я в 1954 году в Мурманске, за Полярным кругом. С четырех лет я хорошо играл на фортепиано, и девятиклассники приняли меня в свою компанию, группу. Евпатория - это порт в Крыму, и моряки привозили с собой много пластинок. Я взахлеб слушал поп-музыку - Литтл Ричарда, первый альбом "Стоунс". Тогда мы играли то, что потом стало эстетикой панков и пост-панков. Моя эволюция прошла несколько циклов. - Как называлась группа? - Просто школьная группа, без названия. Одно из названий было "Гусляры". Я покажу тебе фото - на нем я, мальчишка с барабанами. - Ты был ударником? - Тогда не было никаких органов. Я играл на рояле. Потом появилась "Юность" - это было событие. Потом я играл в городском эстрадном оркестре, где я как бы олицетворял "роковую" часть. Ансамбль играл советские песни, а под конец мы выдавали вещь Чака Бэрри. Я пел её, или завывал в какой-то момент. Я все время был неадекватен времени. В 1971 году я переехал в Ленинград, когда здесь уже было полно групп - появилась уже "вторая волна". Я стал играть в группах "Санкт-Петербург" (рекшановской), "Большой железный колокол", "Пост" - для меня это уже было топтанием на месте, если не шагом назад. Люди эти, как мне казалось, знали меньше меня и умели меньше. Я любил джаз, чего нельзя было сказать о моих коллегах-сверстниках. Джазмен не мог любить рок. "Эти волосатые" - говорили о рокерах. Я играл джаз с Чекасиным, Вапировым. У меня была своя джазовая группа, я был лауреатом всех советских фестивалей подряд к середине семидесятых. А джазмены обо мне говорили - он играет как рокер, а рокеры не принимали меня, считая, что в моей музыке слишком много джазовых импровизаций. Я любил долгие соло, любил поиграть на инструменте. Тогда в моде были песни на русском языке. Я очень переживал это внутри, что приводило к внутреннему конфликту. - А когда ты пришел в "Аквариум"? - Не помню, посмотри в книжках - об этом уже написаны тома. Для меня "Аквариум" тоже не был шагом вперед. Я хотел помочь ребятам, которые ничего не умели и ничего не могли. Но они были классные ребята - Борька, Дюша, Фан. Я записывал с ними "Треугольник"… - Но и это не дало тебе удовлетворения? - Неадекватность среде все время заставляла меня думать - почему это происходит? Мы с тобой как Юнг с Фроммом беседуем. Любая среда мне неадекватна. Меня везде уважают, но любят не везде. - Ты не вписываешься в рамки… - …Я прихожу в рок-клуб или к Васину. Я играл на самых первых его битлсских тусовках с группой "Пост" и другими и чувствую, что он считает меня наиболее чужеродным элементом. Я хочу понять - почему? Я люблю то же самое, что и Васин, что любишь ты - я знаю. Пятидесятые годы - начало шестидесятых. Но ощущение внутренней вражды постоянно присутствует. Поэтому каждая вечеринка заканчивалась либо дракой, либо он меня выталкивал на лестницу. - В религии Васина, битломании (он даже собирается строить храм), важна та самая пресловутая адекватность. Ты просто казался недостаточно ортодоксальным битломаном, тебя еще интересовали какие-то нерегламентированные, никому неизвестные музыкальные течения, эксперименты. Конкретная религиозная система не терпит сектантства- отсюда остракизм. - Наверно, это так… - У тебя нет авторитетов, или ты делаешь вид, что у тебя нет? - Музыкант должен избегать главной ошибки - исполнять музыку, которую любишь. Потому что ты сразу становишься в ряд эпигонов, а из эпигонства выбраться практически невозможно. Надо понять, почему ты любишь ту или иную музыку, и любить ее дальше, но не пытаться ее воспроизводить - это просто смерть. Возьми Сокурова - он ведь внутренний эпигон Тарковского. Даже если он снимает порнофильм или боевик (хотя, разумеется, он такого никогда не снимет), он остается эпигоном Тарковского, от этого ему никуда не деться. Потому что он занимается тем, что любит. Он не может в себе преодолеть любовь к Тарковскому. - Но Сокуров другой… - Разумеется, он снимает другие фильмы, но внутри продолжает оставаться эпигоном Тарковского. Я как-то чуть не подрался с Кайдановским. Мы сидели у Шахназарова, выпивали, затем заговорили о кино. И я по пьянке ляпнул Кайдановскому, что тебя, мол, сделал Тарковский, и что бы ты ни делал теперь, ты навсегда останешься под Тарковским. Потому что Сталкер - настолько яркий символ, что тебя будут воспринимать только как Сталкера, это твоя трагедия. Кайдановский раскричался (видно, я попал в самое больное место), началась драка, нас растаскивали. Минут через десять мы опять сцепились. Иными словами, художник не должен делать ничего на уровне выражения, он должен понять природу того, что он любит. Ты любишь, к примеру, Ариту Фрэнклин - помнишь? (Поет: "уа-уа", смеется). Если ты понимаешь ее органику, аутентичность ее природы - ты можешь делать то же, но другими средствами, исходя из своих задатков, культуры, пола, расы. - Когда для себя ты осознал это? - Очень давно. Все, что я делаю - продукт осмысления этого. Я - классический пост-модернист, я - продукт книжной и слушательской культуры. Я не очень люблю искусство, идущее от природы в чистом виде. Когда человек сам не понимает, что творит. Я люблю примитивизм, наивное искусство, но это не мое. Я испытал невероятное количество разнообразных влияний, но они меняются. Недавно я был на книжном рынке в ДК Крупской: там море книг, самых разных. Сегодня мне нравится "фэнтези" - когда хуярят из лунных автоматов по космическим монстрам, которые правым глазом видят 9 измерений. Все это обильно сдобрено кельтской мифологией и шизофренией - это мой современный уровень мышления. - Тебя всегда привлекала русская философия рубежа веков… - На меня сильное влияние оказал, к примеру, Розанов, но сейчас я его практически не читаю. То, что я уже для себя понял, открыл - мне уже не интересно. Я уже все понял про себя. Меня интересуют (подражает Богдану Титомиру) "а-а-а-атличные де-е-евчонки, кла-а-ассная тусовка" - простые вещи. Сегодня, делая искусство, я требую, чтобы люди находились на одной точке со мной, на одном внутреннем этапе эволюции. Я не хочу осмысления исторического процесса. Я не хочу размышлений о пути России. Я не хочу говорить о политике. Мне это не интересно. - Значит ли это, что твоя музыка должна стать легкой и доступной , как "фэнтези"? - Вся эта соловьевско-бердяевская линия, гадание о пути России - хуйня. Я предупредил тебя, что говорю тебе вещи, которые не говорил никому. Дай мне дольку апельсина. - Все годы, что мы знакомы, Сергей Курехин оставался для меня загадкой. Ты ироничен в своей музыке, стебах, эпатажных высказываниях. Очень часто противоречишь сам себе, утверждаешь взаимоисключающие вещи. Где Курехин подлинный, аутентичный? - Мой хороший друг, Сева Новгородцев, сказал мне в Лондоне, что моя ирония не позитивна. Ирония вообще не позитивна, а моя в особенности. То, что ты называешь "стёбом" - есть попытка иронической интерпретации окружающего мира, людей, себя самого. Я чужд иронии, но не самоиронии. Это создание текста по другим законам. Вот на концерте в "Ленсовете" я играл Вивальди, а получилось нечто другое. Джордж (Анатолий Гуницкий - авт.) очень классно это определили как "расширение сознания". То, что раньше не было искусством - становится таковым. Сейчас все становится искусством, сейчас ничем не удивишь - ни наготой, ни шоком. Меня всегда интересовали табуированные области. Когда существовали закрытые зоны в политике - я "взрывал" их. Когда не принято было говорить о гомосексуализме - я создавал имидж человека гей-субкультуры, который её "расширяет". Наши телевизионные диалоги с Шолоховым дали почву для сплетен. Говорили даже, что мы любовники. Мы как бы слились с ним, потом это стало неинтересно - о геях стали писать, говорить, и область эта стала рутиной. Табуированных областей остается все меньше и меньше. Пока еще некрореалисты затрагивают нетронутые области… - В каких направлениях идут твои поиски табуированных зон? - Поиски ведутся все время. Если удастся открыть хоть однажды в жизни такую зону - жизнь прожита не зря. Но такие области редки. Для этого надо неустанно копаться в самых основах мирозданья, космоса, бытия, смысла жизни - всего. Сейчас очень важен удар по православию. Табу - это удар по вере сегодняшнего дня. Вчера это был марксизм, сегодня - православие. Областью табуированного может быть лишь то, во что народ верит в данный момент. Для меня вера, религия - это лингвистическая ошибка, обычная лингвистическая ошибка, некоторое недопонимание на основе языковых функций во времени. Один из моих духовных учителей Людвиг Витгенштейн очень хорошо это описал - как лингвистическую ошибку. Когда ты сам почувствуешь, что это все религии - ислам, христианство, буддизм упираются в несколько ошибок в изложении сакральных текстов. Этим занималась герменевтика - от Хайдегера до Гадамера. И все недопонимания в символах веры - суть лингвистические ошибки. Многовековые наслаивания этих ошибок становятся суевериями, которые принимаются за веру. Вера и суеверие постоянно смешиваются. Никто не может ответить, где кончается суеверие и начинается вера - и наоборот. Я это выносил в себе, пришел к этому. О православии можно говорить так же, как, скажем, о вчерашней вечеринке - точь в точь в таких же выражениях, потому что это для меня явления одного и того же порядка. Я сделал открытие, поняв это. - Почему Европа или Америка не понимают Россию? Наша, российская, природа - жертвенная, мазохистская, в Америке - прагматическая, а в Европе её определяет наследие античности. Европейцы живут, чтобы человек был счастлив. Там и католицизм приземленный, православие уходит в космическую апофатическую мистику - бог непознаваем и т.д. А католицизм - проще, осязаемый. Кант не зря сказал, что религия может быть только в пределах разума. Католицизм - земной, он ради человека. Как я уже сказал, человек живет для счастья. И это то, что мы называем европейским мещанством - иронизируем по поводу того, что они вылизывают мостовую возле дверей своего магазина - человек хочет создать вокруг себя красивый, уютный мир, он хочет жить СЧАСТЛИВО. Помнишь, как мы шли по Невскому, без цели, просто так и радовались простым человеческим радостям - хорошей погоде, симпатичным девушкам… Я понимаю Платона, хотя он много ошибался. Ресторанная музыка - это вульгаризированная функция того, чем музыка должна быть. - А чем должна быть музыка, и вообще должна ли она что-то? - Хочешь, я расскажу тебе, как ты должен проводить время? - Буду тебе признателен… - Ты должен приходить к себе домой - в один из своих домов. У тебя должен быть дом на севере, чтобы летом туда наведываться, дом в тропиках, в пустыне, чтобы там, в одиночестве писать свой замечательные книги, в Австралии, чтобы охотиться. Каждый из домов должен быть построен по твоему собственному проекту или построен архитектором, который знает твои привычки, вкусы, капризы. К примеру, ты не любишь Гауди или модерн… - Как раз напротив… - Представим. Тогда в Австралии ты строишь себе конструктивистский дом - мельниковский или черняховский. В Исландии - мусульманский. С одной стороны, твое жилище должно отражать твои вкусы и привычки, с другой - определять твой образ жизни и мышления. Каждому времени суток должна соответствовать определенная музыка. - Как в Индии - раги утренние, раги полуденые… - Вот именно. Я назвал бы это прагматическим гедонизмом. В идеале все земное существование человека должно быть светлым, радостным, пронизанным божественной энергией, одним словом - счастливым. Во время полового акта с одной из твоих любимых невольниц музыканты должны играть неподалеку, на балконе. Из-за шелковых занавесей, расшитых твоими любимыми мастерицами, доносятся едва различимые звуки лютни. Музыка должна ублажать, услаждать. - Картина красивая, но утопическая. Я, как грубый материалист, начинаю мысленно подсчитывать, каких средств это потребует… - Если у тебя нет денег, ты можешь творить, ты можешь мечтать… - Существует ли сегодня искусство? - Это идеальное представление, к которому надо стремиться. Путь к нему - это и есть искусство. Главное - стремиться к подлинным, правильно избранным целям. - А к чему стремишься ты, свободный человек? - Я далеко не свободный человек. - А в чем твоя несвобода? - Иногда я сам для себя не могу сформулировать идею и не всегда последовательно стремлюсь к её реализации. Я не настолько целеустремленный человек, чтобы воплотить ВЕЛИКУЮ ИДЕЮ. К примеру, сейчас я очень хотел бы снять кино. Я могу найти деньги на это, знаю, что смогу написать историю и снять её. Но я не делаю ничего для того, чтобы это осуществилось. Кроме того, я порой занимаюсь тем, чем не нужно заниматься. Иными словами, моя целеустремленность очень часто теоретическая - в этом моя несвобода. - Ты выбрал стезю музыканта… - Человек может стать тем, кем хочет. Африка решил, что он художник - и стал им. - Хотеть - значит мочь? - Совершенно верно. Все говорили - Африка не умеет рисовать. А он целенаправленно шел к цели - и его картины висят в музеях. Возьми современных экспериментаторов - Кабаков, Пригов, Новиков. Африка в этой десятке - он так решил. - Твоя идея насчет фильма - значит ли это, что ты стал топтаться на месте и тебе хочется самовыразиться в чем-то другом, сопредельном? Почему ты хочешь снимать кино? - Я не могу сказать, что я застрял на каком-то этапе. Сейчас я выпустил новую пластинку, в которую верю. ("Ибливый опоссум" - А.П.) Она мне интересна. Затем выйдет другая, и эта перестанет меня интересовать. Кино - это что-то другое. Мне нравится, когда вокруг кипит жизнь, суетится много людей, которые знают, что от них требуется, которые получают за свою работу хорошие деньги, что позволяет им целиком отдаться этой работе. Я бы хотел снять кино так, как я себе его представляю. - А как, кстати, ты себе его представляешь? - Для этого мне нужно очень много денег - миллиарды. Я хочу, чтобы те тридцать человек, что будут со мной работать, не думали, что им нужно еще куда-то бежать, халтурить. Я хочу, чтобы это было удовольствием. - Вообще-то ты не новичок в кино - писал музыку, играл в фильмах как актер, даже в мультфильме. - Все это формирование среды. - Но кино сейчас не самый популярный вид искусства… - Кино и ТВ интересуют меня как средства общения с максимальной аудиторией. - А музыка, радио? - Если музыка сейчас не сопровождается визуальным рядом - она ничто. Мюзик-видео надо смотреть ежедневно. Если ты пять раз в день наткнулся на один и тот же клип - он засядет у тебя в голове. Ты пойдешь на концерт этой группы, купишь альбом или компакт-диск. В этом есть элемент случайности - как в жизни. Вокруг могут звучать сотни более достойных песен, а в мозгу засел именно этот хит. Ты непременно пойдешь и купишь диск с этим хитом. - Для тебя "Поп-механика" - игра "в охотку" с разными людьми, в разных стилях. Идея "Поп-механики" еще существует? - Оркестра "Поп-механика" уже нет, но идея продолжает существовать. Я продолжаю делать то, что и много лет назад. Я никому не говорил этого. Говорю это тебе не потому, что настал момент, когда я нуждаюсь в этом, а пришло время, когда хочется, чтобы окружающая жизнь стала ярче, осмысленней - хочется праздника. Как превратить тотальный пессимизм в тотальный оптимизм? Это возможно простым и верно сделанным шагом. Сейчас это главная задача. Я испытываю дискомфорт оттого, что мы не занимаемся этим в первую очередь. Это очень серьезно, а я редко говорю всерьез. Я должен нести позитивный заряд. Мою музыку, мои выступления, меня самого могут не понимать, не принимать, не ругать, но с моих концертов люди должны уходить ощутив легкость. Я уже не думаю о форме или композиции, ибо они отталкиваются от идеи, возникают как производное от нее - автоматически. Составляющие моего последнего концерта - такие дурацкие, примитивные, нелепые. Я начинаю играть "под Вивальди" - сорок минут. Симпатичный, хорошо одетый человек играет на рояле. Музыка гармонично, светла. "Вивальди" очень годится для этого. Затем людям нужно что-то, чтобы они развеселились. Современное искусство - это попытка создать шоу: балерина гармонично семенит под музыку, хорошо одетые оркестранты играют по нотам… У меня сорок солдат выходят на сцену и начинают корчиться. Это идиотизм, но я рассчитываю на определенную эмоцию, и, как правило, это мне удается. Этим солдатам самим нравится валять дурака - они смеются, краснеют, хихикают. Это ощущение непосредственной глупости на сцене от начала и до конца. За молодыми солдатами появляется много взрослых, серьезных мужчин. Вся это Глупость с большой буквы создает ощущение непосредственной радости от общения. Потом свора людей передвигается по сцене ползком, стягивая друг с друга штаны. С Циркуля стаскивают трусы, и он остается в рубашке, при галстуке, но без трусов! Обнажение преднамеренное - эта часть стриптиза или эротического шоу - это банально. А Циркуль с оголившимся в результате экспромта задом - это спонтанный художественный акт, это интересно и неожиданно. Его поступки неадекватны, потому что он не осознает, что без трусов. Это создает иную атмосферу концерта - легкую и непринужденную. В моих выступлениях нет патологической тяжести. - Твои концерты несут психотерапевтическую функцию, об этом пишет Хейзинга в "HOMO LUDENS" - В Америке есть абсолютные шоу, которые замещают и вытесняют, а есть грандиозные спектакли в стиле социалистического реализма - постановочно богатые, триумфальные, с лестницами, фонтанами и слонами. "Оскар", например. В мае я готовлю подобное действо, в основу которого положен "поп-механический" принцип. Это будет проект, посвященный воробьям. Из Норвегии приехал скромный человек, который сказал, что очень обеспокоен положением воробьев в современном мире. В Норвегии поголовье воробьев сократилось втрое, а в древней скандинавской легенде говорится, что стране, где исчезают воробьи, грозят невероятные бедствия. Он говорил несколько часов о том, что воробьи моногамны, любят свои семьи. Они с особым проникновением осознают экологическую среду, в которой живут. Они являются посредниками между людьми и пернатыми, но при этом абсолютно не поддаются дрессировке, не переносят неволи и т.д. Я с интересом поддержал его идею и вскоре стал получать факсы - по несколько штук в день. "Воробьиный человек" сообщал, что связался с норвежским правительством, создал специальную фирму и зарегистрировал "воробьиный" логотип. Мы обсуждали культурные мероприятия, посвященные воробьям. Выпущены серебряные украшения с изображением воробья, а также партия воробьиных яиц, расписанных "под Палех", майки и лыжи с воробьиными символами. Мы обсуждали культурные мероприятия, посвященные воробьям. Были найдены финансы для записи компакт-диска, на протяжении трех месяцев, не торопясь, я записывал его вместе с лучшими музыкантами. Сейчас готовится дистрибуция диска, обсуждается пакет мероприятий "воробьиного проекта". Одна из норвежских фирм собирается установить на крыше одного из старых петербургских домов гигантский муляж воробья из тончайшего пластика, неподверженного нашим суровому климату. Подсчитано, что статуя воробья простоит без видимых изменений не менее пятидесяти лет. Предполагаются два больших концерта - в Осло и Петербурге, на который ожидается приезд министра культуры Норвегии. 28 и 29 мая в "Октябрьском" пройдут концерты (они будут сниматься на видео), которые станут презентацией диска "Воробьиная оратория" и книги на воробьином языке. - До этого события многие знали о Норвегии в вязи с битлзской песней "Норвежское дерево", теперь эта страна будет ассоциироваться с воробьями… - Мы хотим сделать "воробьиное движение" всемирным. Это, несомненно, выдвинет Норвегию в авангард борьбы за экологический гуманизм. Воробьиный проект станет частью Зимней Олимпиады в Норвегии. - Не означает ли уход в воробьиную тематику, что ты охладел к куриной теме, которая всегда оставалась твоим родовым генетическим интересом? - Ничуть. Мои орнитологические интересы всегда превалировали. Я, например, готов оспорить понятие "куриная слепота", широко распространенное в научной литературе. Исследования Бакендорфа доказывают, что это не так. В Пиренеях водится реликтовый вид куриц, зоркость которых в пять (!) раз превышает остроту зрения кордильерских кондоров. Кроме того, доказано, что некоторые особи воробьев несут яйца, химический анализ которых подтверждает гипотезу о родстве куриц и воробьев. Так что переключение моего интереса на воробьев - закономерный процесс, некая преемственность. - А что ты думаешь по поводу кампании по преследованию воробьев в Китае в годы культурной революции? - История подтверждает, что это была чудовищная ошибка, как и вся культурная революция. Нельзя стрелять из пушки по воробьям. - А что будет с Россией? - Все зависит от тех, кто придет. Правитель не должен быть философом, или дегенератом. Пока наши правители не делают ничего, что вело бы к благу людей. Ничего не происходит, люди привыкли жить плохо. Но когда люди живут плохо, но весело, это еще полбеды. А если они живут хорошо, но с чувством тяжести и гнета - это еще хуже. Лучше жить в бедности, но весело. Вспомни, как мы ходили в гости друг к другу, пили вино, слушали музыку, ухаживали за девчонками. Цель правительства - сделать людей счастливыми. Не обеспечить население материально, а именно - сделать людей счастливыми. Счастье и благосостояние близки, но не тождественны. Я - за другое правительство. - А что ты сделал для этого, как член комитета по культуре мэрии? - Я хочу немного обогатить свой опыт реальным: почему проекты принимаются или не принимаются, как выглядит комитет по культуре, мэрия, чиновники, члены коллегии, что говорят. Очень хотелось бы увидеть все изнутри, понять, как это делается. - А кем был твой отец? - Он был командиром подводной лодки. Он умер двадцать лет назад, 23 февраля, после страшного перепоя - сердце не выдержало. - Давай мысленно окинем взором твое генеалогическое древо… - Оно ветвисто. В моей жизни есть загадочный персонаж - моя бабушка, которую никто не видел, включая отца. Мой дед, Курехин Иван Васильевич, был заведующий финансовым управлением Северного флота, генерал-полковником. Наша генеральская дача находится в подмосковном Калининграде, где полно генеральско-адмиральских дач. Он женился на женщине, о которой никто ничего не знает, даже имени. Он женился на ней по любви. Она родила моего отца Анатолия, после чего исчезла. Она просто оставила моего отца своему мужу и исчезла. Говорили, что она была то ли цыганка, то ли - наполовину цыганка. Невероятной красоты. По слухам, она погибла в блокаду. - А потом? - Мой дед женился на Марии Васильевне, и она стала мачехой моего отца. Старалась ничего ему не рассказывать. Отец никогда не видел своей матери, и рассказывал мне все по слухам. Отец умер, когда мне было восемнадцать лет. В отце определенно было что-то цыганистое - это видно по фотографиям. Так что я на четверть цыган. - Теперь мне многое становится понятным в твоем "отвязанном", пестром, беспорядочном музыкальном таборе… - Мой отец, со стороны матери, был председателем Мурманской коллегии адвокатов. Он был репрессирован и умер в тридцатые годы в одном из лагерей. Один мой дед был красным командиром, а другого репрессировали. Отец мой познакомился с матушкой в Мурманске. Он был капитаном 2 -го ранга, старшим помощником на морском охотнике, а затем командиром подводной лодки до войны. Благодаря тому, что его отец был генералом, он сделал довольно быстро военную карьеру. - А откуда ты родом? - Я родился в Мурманске 16 июня 1954 года, и через несколько месяцев меня увезли в Москву. - Когда ты последний раз был на родине? - Ни разу. Мурманский рок-клуб много раз меня приглашал, но все как-то некогда. - А родословная твоей жены Насти? - Абсолютно непонятно, каких кровей моя жена. Ее девичья фамилия Фурсей, ее отец - известный петербургский ученый - физик, член-корреспондент Академии Наук, возглавляет кафедру ядерной физики в институте на Бонч-Бруевича на Мойке. Вид у него скорее восточный. Настя тоже с восточным отпечатком - слегка раскосые глаза, длинный нос. - Где вы познакомились?... Что ты можешь сказать о своей первой семье? - Я женился в девятнадцать лет - бурный роман, в результате которого появилась на свет Юля. Мы поженились с Татьяной, и довольно быстро развелись. Сам знаешь, что такое скоропалительный брак в девятнадцать лет. Юля учится в Гуманитарном университете на восточном факультете, изучает японский язык. - Ты бывал везде. Есть ли город, исключая Петербург, про который ты мог бы сказать - "мой"? - Такой город есть. Он - "мой", и в то же время "не мой". Это Нью-Йорк. Город, в котором мне нравится, но в котором я не стал бы жить никогда! Любовь к нему состоит из минусов. Город - мой во всем. Находясь там, ты понимаешь, что ты - в культурном центре мира. Такого чувства у меня не было нигде. Я бывал во многих городах мира, но ощущение центра Земли именно в Нью-Йорке. Не могу понять, почему, может оттого, что большее количество мифологем складывалось в моем сознании именно в связи с этим местом, городом - миром. Что такое "Виллидж Вангард"? Здесь играли Колтрейн, Фараон Сандерс. Я помню, пригласили лучших джазменов, записанных там. Или, скажем, "Виллидж Гейт" - масса легендарных мест. Приезжая в Нью-Йорк, ты вдруг узнаешь, что в двух домах от того места, где ты живешь, находится крохотный грязный клуб, где играют пьяные черные музыканты. Туда приходит публика выпить прохладительный напиток и заодно послушать джаз. Вот и все. Когда мифологемы сливаются с реальной жизнью… Нью-Йорк был бы моим, если бы мифологема была адекватна моему мифу. Если б я приезжал в "Виллидж Вангард" и видел его в том свете, в котором нужно, в котором я его видел. А я его воспринимаю по-другому. Одновременно и миф - мечта и его неадекватная реализация. Это минус - город, но город мечты, город минус - мечты. - А Петербург? - Петербург - мой самый - самый… Это город, в котором я жил, живу и буду жить. Это мой город, особенно сейчас. Ты знаешь, что я читал много книжек. Не знаю, хорошо это или плохо. - Скорее хорошо, чем плохо … -….неизвестно …так вот, Петербург я воспринимал сквозь призму литературы: Гоголь, Пушкин, Достоевский, Белый. И для меня сейчас важно созерцание Петербурга. У меня всегда было ощущение, что Санкт-Петербург - изначально гибнущий город. Для меня это естественное его состояние. Петербург медленно гибнет - это его имманентное свойство. Москва - не ассоциируется, а Санкт-Петербург - да. Город медленно покрывается плесенью, разваливаются дома, в которых живут призраки. Я вижу, как хожу среди этого хиреющего музея, встречаюсь с друзьями, играю концерты среди старых камней, арок, колонн. Город лежит в руинах, а в Филармонии исполняют симфонию Шостаковича. Это мистический, химерический город. Иностранцы были шокированы, видя как приходит в упадок блистательная европейская столица. - В своём превосходном эссе "Fundamente incurabili" Бродский с элегической грустью пишет об умирающей Венеции и, кажется, не только о ней. Не надо быть дипломированным психоаналитиком, чтобы понять, что это и о его родном городе … - Венеция умирает по-другому, красиво, как пизанская башня. Когда она рассыплется или уйдёт под воду, об этом, пожалуй, погорюют и всё. Смерть в Венеции. Я люблю странные конструкции .Петербург возник странно и странно умрёт. Я очень хочу увидеть смерть Петербурга, но, думаю, не доживу до этого. Я отдал бы жизнь ,чтобы узнать, как погибает этот город. Я думаю, Бродский тоже оторопел бы, "вернувшись в свой город, знакомый до слез". Ты идешь по Невскому и видишь сверкающие витрины и свежевыкрашенные фасады. А зайди в подворотню, пройди во двор-колодец - изгаженная, облупившаяся помойка, выбитые стекла. Это на Невском. Во времена Гоголя такого не было (сказано в 1993 году - А.П.) - Умирающий Петрополь…У Курёхина нет ничего святого. А если серьёзно, какие места тебе нравятся в Санкт-Петербурге больше всего? - Я книжный человек, ты знаешь … и основные мои маршруты связаны с букинистическими магазинами. Центр города, Литейный, угол Невского и Морской. Та часть Морской, которая ведёт к Театральной площади, но более всего Невский и Петроградская. - Что тебе нравится в современном искусстве? - Меня интересуют новые области в культуре и искусстве. Это как поиск новой любви. Я ищу области, в которых я не жил. Сначала возникает интерес ,который потом перерастает в любовь . Сейчас меня интересуют разные "коры"- "хардкор", "граундкор ". Это охуительная музыка, подлинный шквал, поток энергии. Я зачитываюсь "фэнтези" - всевозможными ужасами и приключениями, мне близка эта эстетика - распятые люди, чудовища, пауки. Поэтому "хэви-метал" я воспринимаю сегодня по-другому, чем несколько лет назад, когда это мне казалось детской забавой. - А группы? - Сейчас много интересного. "Напалм дэф" - отличная группа, связанная со смертью - черепа, кости. Начитавшись Лавкрафта, я начинаю слушать другую музыку, хардкор- группы и всё, что пришло после - последний металл меня очень интересует. Хочется посуществовать в этой области, она мне крайне интересна. Я слушаю эту музыку, покупаю компакт-диски. Это "Напалм дэф", Джон Зорн ("Нагой город") я с ним играл несколько концертов в Нью-Йорке. - А в области изобразительного искусства? - Особенно люблю книжную графику. Обожаю иллюстрации к детским книгам Лебедева, Конашевича, Мавриной, Васнецова, Пахомова - хороших рисовальщиков, Самохвалова. Недавно заинтересовался Цехановским, он работал на "Ленфильме". Очень мне нравится. Вера Ермолаева - ученица Малевича, его подруга времен Витебска. Она иллюстрировала книги для детей, рисовала симпатичных толстых людей. Очень меня интересует Нарбут - строгий, выразительный, с украинским оттенком. Я люблю всё украинское - кухню, язык песни. Я жил в Евпатории и в школе мы учили "украинскую мову". - Ты как-то с чувством читал по телевизору украинские стихи? - Я мечтаю выучить наизусть "Кобзаря "- учу понемногу. Купил отличное издание "Гайдамаков", первое или второе. Я хорошо знал язык, но забыл. Я гарно размовлял на украинской мове, Сашко. - Без какой вещи жизнь тебе кажется неполной? - У меня есть "девятка" сделанная специально для меня, бельгийская "Карлотта" - жена гоняет, я подарил ей ко дню рождения, а сам езжу на метро. Часы швейцарские "Шифон кварц" - огромный чёрный диск. Они мне понравились тем, что в "металлистком " стиле - безумные и идиотские - все спрашивают, что за часы такие? - Ты бываешь за городом? - В Осташкове, летом выезжаю рыбу половить места сказочные. Время от времени у меня друзья гостят. Как-то приехал ко мне Боря Гребенщиков. Монахи из Ниловой пустыни увидели его, узнали, зашушукались. Боре приятно было, что монахи его узнали, он с ними о чём-то беседовал. О Джими Хендриксе, наверно. Приезжай летом. взято www.gurnal.ru/oct/oct_poz>dnyakov.htm Нарбут...меня аж немного передернуло. О Нарбуте узнал случайно...Узнал тем летом, в Болгарии...Написал пост...с цитатами Капи | |
|
| |
| Всего комментариев: 0 | |
Категории раздела
Мини-чат
Наш опрос
Статистика
Онлайн всего: 5
Гостей: 5
Пользователей: 0
Поиск
Архив записей
Друзья сайта
| Copyright MyCorp © 2024 |